Кто может думать о восстановлении теперь патриаршества в том виде, каким оно было или могло быть во времена, например, Патриарха Никона? Об этом нельзя думать по одному тому, что нет той государственной власти, при которой складывалась жизнь в XVII веке, — и не двести лет, а отсутствие этой власти — вот что больше всего отличает нас в этом отношении от эпохи Патриарха Никона. Наше время существенно отличается и от других, более близких нам дней, от времени 1905–1906 годов, когда вопрос о восстановлении патриаршества впервые встал перед нашим поколением. В 1905–1906 годах существовала та же сильная государственная власть, пред лицом которой первоиерарх мог сделаться сильным церковно-государственным сановником, и это не послужило бы на благо Церкви, почему идея патриаршества и не встретила тогда общественного сочувствия. Другое дело теперь. Теперь нет той сильной государственной власти, которая могла бы оказать на Церковь и ее первоиерарха давление сверху. Зато есть всеобщее мучительное и глубокое расстройство церковной жизни, внутреннее и внешнее расстройство, требующее постоянных неусыпных и ответственных забот церковной власти как по внутреннему управлению, так и для защиты Церкви от внешних посягательств. Эта власть должна быть ответственна, потому что только ответственная власть может быть властью надежной и полезной при таком церковном строе, когда во главе церковного управления будет находиться периодически собирающийся Поместный Церковный Собор. Собор не может действовать непрерывно; между Соборами будут промежутки — междусоборные периоды. В эти междусоборные периоды Церковью будет управлять высший исполнительный орган Собора. Кто же будет этим высшим исполнительным органом Поместного Собора для междусоборных периодов — патриарх, Синод или патриарх вместе с состоящим при нем Синодом? Нет сомнения, что только третий ответ решает вопрос удовлетворительно. В нем сочетаются выгоды единоличной власти с началом соборным и коллегиальным. Единоличная власть предполагает единоличную, а следовательно, действительную ответственность перед Собором первоиерарха за все междусоборное время, а эта ответственность так нужна теперь, когда Церковь испытывает со всех сторон посягательства; между тем, никто лично не отвечает за нее в ее целом, ибо члены Синода сменяются и каждый из них ответственен не за Церковь, а лишь за свою долю участия, и притом в тех определениях, которые при нем выносились; Синод многолик, члены его — не постоянные члены, поэтому личная ответственность их ничтожна. С другой стороны, патриаршество не исключает и Синода как постоянного малого Собора при патриархе; вместе с Синодом патриарх и будет управлять Церковью, в одних случаях сообразуясь с ее определениями, в других прямо им следуя. Очевидно, что с таким Синодом патриарх не явится носителем исключительно единоличной власти, недостатки единоличности в управлении будут восполняться выгодами соборного или, во всяком случае, коллегиального решения важнейших вопросов. Такова схема восстанавливаемого патриаршества. В ней нет повторения прошлого. История не повторяется. Зато эта схема отвечает потребности нового церковного строя, во главе которого ставится Поместный Собор. Ей не противоречит, а наоборот, ее предуказывает и современный государственный строй, поскольку он отказывается от давления на Церковь. Эти соображения приводят к убеждению в необходимости восстановления патриаршества. Новое патриаршество не будет простым воспроизведением прежнего, основа его, тем не менее, не новая, а древняя, каноническая. 34-е правило св. апостолов говорит: «Епископам всякого народа подобает знать первого из них и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не творить без его рассуждения». Но и первый ничего не творит без рассуждения всех! Так говорит в апостольском правиле святая мудрость из глубины веков. Наше время возвращается к этой мудрости.

Член московского Церковного Поместного Собора Павел Астров 

Опубликовано: Петроградский листок. 18 октября. No 250.